Вторая из «Шести встреч» – диалог Петра Ильича Чайковского и Антона Григорьевича Рубинштейна.
Композитор, просветитель, «царь пианистов» Рубинштейн и Чайковский, выученик первого выпуска первой русской консерватории, перенявший от своего учителя все самое лучшее и далеко превзошедший его на ниве композиции. Их отношения после выпуска бывали неровными: учитель и ученик обменивались посвящениями, исполняли сочинения друг друга, Чайковский перевел с немецкого тексты знаменитых рубинштейновских «Персидских песен», но, иногда, как в письме к Н. Ф. фон Мекк (1878), его «прорывало»: «В качестве моего учителя (я учился у него композиции и инструментовке) никто лучше его не знает мою музыкальную натуру и никто лучше его не мог бы содействовать распространению моей известности в Западной Европе. К несчастью, этот туз всегда относился ко мне с недоступным высокомерием, граничащим с презрением, и никто, как он, не умел наносить моему самолюбию глубоких ран».
И все же, если бы не было «Демона» и Четвертого фортепианного концерта Рубинштейна – не было бы ни «Онегина», ни бессмертного Первого концерта. И 20 ноября 1889 года, в один из трех вечеров, посвященных 50-летию творческой деятельности Рубинштейна, его «Вавилонским столпотворением» (сложнейшей, требующей колоссального хора духовной оперой, которая до того звучала всего трижды: в 1870-м, на премьере в Кенигсберге и Вене, а десяток лет спустя – в Нью-Йорке) дирижировал именно Петр Ильич.
В этот вечер, в одном концерте с монументальной партитурой Рубинштейна (исполнявшейся в нашем городе после памятного концерта 1889 года всего один раз, в 2012-м, в консерватории), прозвучат вдохновленная поэмой Мицкевича симфоническая баллада «Воевода» (1891) и романсы Чайковского. (Неудовлетворенный отрицательной реакцией коллег на новое сочинение, Чайковский уничтожил партитуру «Воеводы» сразу после премьеры, хотя сам был ею доволен. К счастью, сохранились оркестровые голоса, партитуру восстановили, и мы имеем счастье ее услышать).