Любить – как дышать…

Это единственный в моей жизни человек, которому удается быть в гармонии с самим собой. Это женщина, которой всегда рады, потому что она умеет искать и находить в каждом человеке только хорошее, доброе – лучшее. С ней легко и на сцене, и за кулисами, она выслушает, поймет и скажет нужные слова. Наверное, она не идеальна, как и все мы, но это только предположение… 

Ощущаете ли Вы эту дату – 25 лет в театре?
Я даже не ожидала, что уже 25 лет, как я здесь….Потому что счет не ведешь – внутри-то свой счет: спектакли, роли, встречи, впечатления от постановок, где ты занят или не занят…. Но ценность жизни так велика и вмещается в нее очень много. Каждый живет по-своему и отдает столько, сколько может. Когда Корделия говорит отцу: «Я вас люблю как долг велит, не больше и не меньше», - король Лир приходит в негодование и отрекается от дочери. А это самое сильное, что она могла сказать, и у каждого своя любовь, своя степень любви.

Что в этом театре для вас самое значимое?
Самое значимое в этом театре – это человеческие отношения. Я вообще человек неконфликтный, и стараюсь все время уходить от агрессии, но ведь чувства и у меня тоже разные бывают… А поскольку я Весы по знаку зодиака, то часто сомневаюсь, что нет одной какой-то правды. Все так относительно в этом мире, и дороже, чем человеческие взаимоотношения, ничего нет, несмотря на всю мою любовь к профессии и желании в ней состояться. Я всегда уходила от конфликтов и, может быть, поэтому пришлось уходить и из театров. Искала что-то такое, постоянное и верное – некоторые это называют «застойное болото». А  мне кажется, что жизнь так коротка, и тратить ее на вражду и ненависть, какую-то бессмысленную борьбу - неправильно. Есть сиюминутное, а потом вдруг оказывается, что это ты не прав… Можно бороться за что-то, если понимаешь смысл, и есть борцы по природе, которые иначе не могут.
Я любила и люблю театр Пушкина, в котором прошла моя молодость. Там я играла роли, от которых во многом зависел спектакль. Потом был театр Ленком, куда я пришла с надеждой, любовью и верой в то, что я нужна и многое могу. Потому что позвал меня туда только что назначенный главным талантливый молодой режиссер. Но не сложилось. А в театр им.В.Ф.Комиссаржевской меня позвал Рубен Сергеевич Агамирзян, и я ему буду благодарна всю жизнь. Сейчас я анализирую – что же такое особенное для меня в театре им.В.Ф.Комиссаржевской?  - здесь у меня возникло чувство свободы, независимости при том, что все мы, артисты, безумно жадные до работы. Еще поняла, что можно быть свободной, тут никто тебя не заставляет думать иначе, чем сама думаешь. Существует свобода и радость совместного творчества при разных результатах – и при удаче, и при неудаче.
В этом театре был очень сильный женский состав моих ровесниц. Места и ниши были уже определены - почти все они приходили в театр сразу после института. Здесь начиналась актерская жизнь, продолжалась и утверждалась. А я поначалу была немного посторонний человек, но, тем не менее, при всей занятости нашлось и мне место. Я хочу сказать, что общение – это двустороннее движение, тут один человек бессилен сделать что-то, если нет ответов, даже при большом желании. У нас в театре никогда не было тех историй – анекдотичных и просто неприятных, которые часто рассказывают про взаимоотношения артистов.

Любовь к людям – это дар или работа над собой?
Я не знаю. Может быть, это работа над собой. Во всяком случае, я ощутила, с годами поняла, что если во мне существует агрессия к человеку, нервность, обида - это меня разрушает. Есть люди, которые находят хорошие точные слова в ответ на резкость, грубость, хамство, а я не могу, не умею. И еще мне кажется, каждый человек в разное время может быть и хорошим, и плохим. И вот каким сегментом мы с ним соприкасаемся в данную секунду – в этом наше общение и состоит. И если в этот момент человек ко мне поворачивается сумеречной стороной, это не значит, что человек плохой или плохо относится ко мне. Мне кажется, надо научиться не зависеть от того, как к тебе относятся. А важно то, как ты относишься сам к себе. И понимаешь, что даже это временно, потому что потом все проходит абсолютно как сон, как утренний туман.

Как вы относитесь к критике?
Моя учительница по французскому в Щепкинском училище в Москве подарила мне старинную открытку с портретом Льва Николаевича Толстого и его высказыванием: «Ругают, порицают - радуйся. Хвалят, одобряют - бойся, огорчайся. Клевета, дурное ложное мнение, невозможность оправдаться есть лучшая школа добра». Я все время это помню, потому что тогда мне даются силы принять минусы и выйти из них с плюсом. Может быть, для этого мы и приходим сюда, в этот мир, чтобы середину-то свою золотую найти…
А вот к критикам у меня давно отношение сострадательное – это ведь надо же жизнь свою посвятить тому, чтобы смотреть каждый день спектакли… Не так их много, когда идешь и получаешь радость. Часто  - разочарование и какая-то горечь, огорчение, боль и негатив… Хотя я пыталась своих студентов настроить так: ходите в театр, смотрите, исследуйте – отчего вам скучно и неинтересно, отчего неудача? - от материала, от режиссера, от артиста? И тогда вам станет интересно, как исследователю. Но вообще мне очень жаль, если наступает момент, и театр становится просто работой. Сколько же в них, в критиках, должно быть любви к нам, к артистам, чтобы смотреть и всю жизнь пытаться видеть хорошее!  Когда я пришла в Пушкинский театр, туда постоянно ходили такие удивительные люди, как Цимбал Сергей Львович, другие знаменитые фамилии, москвичи приезжали к нам, смотрели спектакли. И они потом их так разбирали – Боже мой!  - это была замечательная школа по разбору художественного материала, анализировались и актерские работы, и как спектакль создан… Сейчас немножко время другое, и, наверное, устарели мои какие-то представления. Многое меняется, и наш русский репертуарный театр, который я любила, люблю и продолжаю любить, видоизменяется – как вообще всё в жизни. Я принимаю эти перемены и принимаю их иногда умом – не сердцем, потому что понимаю, что это нормально, жизнь меняется. Потом будет снова возврат к тому, что нам было дорого и без чего невозможно, я в эту верю – возврат к величинам нравственным, художественным, к творчеству… А сейчас я радуюсь ощущению свободы моей душевной, внутренней, дорогим мне людям, и верю, что и я им небезразлична. Я всегда прихожу в наш театр с ощущением открытой дверцы в сердце. В мои самые сложные моменты жизни, особенно в последнее время, я получила поддержку от театра, от всех, с кем я работаю и кого встречаю в его стенах, что называет ОТ и ДО самого верха.
Чем больше я живу, тем больше стараюсь учиться:  способности понять, простить  - и даже себя. Это сложно. Это как научиться себя любить. А мы воспитаны по-другому: нас учили искать и искоренять в себе недостатки. Как посмотрю на себя юную и думаю – что же я себя так ненавидела, находила какие-то огрехи, недостатки! И мне ее так жалко – эту дуреху сибирскую! Когда я играла Парашу в «Горячем сердце» Островского, у меня была длинная коса, но мне казалось, что если это театр, то должен быть парик, и я ее затягивала вокруг головы и надевала парик с косой, которая была в 10 раз хуже, чем моя собственная. И никто не подошел не сказал: «Валь, дурочка, что ж ты делаешь! Ты посмотри, какие у тебя волосы, ты посмотри, какая у тебя коса!» - Очень важно еще встретить человека, который возьмет за руку и скажет: подожди, посмотри на себя! И таким человеком был для меня Рубен Сергеевич Агамирзян. Он был разным: говорят, что и жестким, а для меня очень ласковым. Я знаю, что он был громадной поддержкой для многих. А после  его ухода в мир иной, наш Витя, наш Абрамыч принял как наследство то, что говорил Рубен Сергеевич. А говорил он так: «Здесь - это наш дом. За его стенами может быть разное, и многое нам изменить не дано, но только от всех нас зависит наша жизнь внутри. Хорошо нам будет или плохо – вот это зависит от нашего отношения друг к другу и нашему общему делу». 

Вы не пожалели, что выбрали эту профессию?
Каким-то непостижимым для меня образом судьба вела меня к этому. Я, может быть, даже делала все это не очень осознанно. Была потребность души, с которой бороться было невозможно. Эта профессия позволила мне увидеть мир, увидеть страну, в которой я живу, увидеть людей, многое понять, познать, ощутить себя в разных временах и разных пространствах.

Есть ли что-то, о чем вы жалеете?
Случилось то, что случилось. Были эпизоды, которые могли перевернуть мою жизнь, но…. Когда искали актеров для съемок фильма «Андрей Рублев», меня пригласили познакомиться и сфотографироваться перед пробами. Я была очень молода, еще училась на втором курсе института. Сфотографироваться надо было в купальнике, а потом сказали, что надо будет сниматься голой, а я и в купальнике стеснялась. Ну что ж делать, я ведь из Сибири! И отказалась. Может быть, я упустила еще несколько возможностей, но…

Если говорить о кино: где вам уютнее - в кадре или на сцене?
Когда на сцене знаешь, что делаешь, когда это рождено вместе путем репетиций, поисков, то в театре идет высвобождение после очень трудной работы –  такие моменты были в моей жизни, эти счастливые моменты, когда возникало ощущение раздвоенности твоей работы: ты одновременно что-то делаешь, и наблюдаешь, что делаешь. А в кино как с обрыва – там такого времени, как в театре, не дается. Очень часто возникает зажим неосознанный – не понимаешь, что надо, не совпадает твое ощущение роли с тем, чего хочет режиссер. А когда совпадает и идет – ух, как прыжок с 10-метровой вышки, и получается творческое плавание и «в воде», и «под водой» – наслаждение! В этом - постижение художественности того, что тебе дается – будь то маленький кусок или роль, в которой можно развернуться и определить тему. Вообще тема (о чем спектакль) очень важна – наши учителя называли это сверхзадачей. Для меня это принципиально важно: тогда я могу найти в себе те краски, которые будут работать на эту тему, даже если это не совсем «мой» материал…. И в этом случае возникает впечатление общего дела, появляется какой-то смысл и в профессии.

А что бы самое дорогое вы с собой взяли?
С собой ничего не возьмешь. Никакого сундучка. Все, что отдано – то отдано. В эфир ли, в пространство ли, людям, которые видели, слышали меня. Все, что имелось – роздано, а что еще сохранено, будет нужно – отдам все.

Что самое главное в жизни?
Она сама - жизнь. Если сказать, что дети, театр – сразу плакать начинаю. Понимаю, что от хорошего сейчас плачу, потому что от плохого – глаза сухие. Хотя плохое – не всегда зло. Есть такая фраза: Не каждый может быть тебе другом, но каждый может быть учителем. Кто-то, например, кричит, а я думаю: как же тебе трудно, как же тяжело, и ты с бедой своей! Потом я поняла, что на это нужно смотреть так: а зачем это, для чего? И тогда все сразу встает на свои места….

Когда вы влюблялись – это помогало или мешало на сцене?
Вообще я старалась эти свои переживания с театром никогда не связывать. А любовь – без нее невозможно. На что она нанизана и чем вызывается – это такая тайна! Другое дело, что есть сердце, ум и природа. Когда одно над чем-то господствует, то гармонии не создается. Иногда природа из нас вырывается настолько, что потом жалеешь об этом. Я не о себе. Я говорю о том чувстве, которое возникает выше, над всем. Видишь, какая любопытная история получается: если бы в молодости мы принимали это триединство, многих ошибок можно было избежать. А мы неграмотные в этом, и в чувствах своих абсолютно слепые котята. Мы брошены в это море: кто-то шепнет, кто-то расскажет, что-то подружки посоветуют… Конечно, я влюблялась, и в партнеров своих влюблялась. И на сцене отдавала им всё – вот всё! Но заканчивался спектакль или репетиция, я собирала сердце в кулак, говорила: «Спектакль окончен, занавес опущен» - и продолжала жить дальше своей жизнью… Ты представляешь, какое счастье, какое количество любви прошло через меня! Это чувство приходило, я узнавала человека через образ, через роль - почему он мне так дорог (моему персонажу, я имею ввиду)?, и обогащалась невероятным количеством любви. В этом смысле никакая другая профессия такой возможности не дает.

А если человеку кажется, что ему не хватает любви и отдавать ее некому?
Если человеку так кажется, то он начинает ее искать. А она повсюду, везде. Любовь настолько разнообразна! Что такое вообще любовь?  - все-таки отдача. А формы ее безграничны, я это поняла с годами. Любовь имеет отношение ко всему вокруг – солнце встает, луна заходит, что-то цветет, растет… Вот представь себе на секунду, что все такие умные, такие постигшие, все благородно любят друг друга… И тогда становится так сладко, что даже противно. Да и это, в принципе, невозможно. Потому что все страсти человеческие, которые в жизни нас переворачивают,  - есть в жизни, и с ними ничего не поделаешь – это же не рай небесный на земле. Для чего-то душа сюда приходит в теле. Наверное, для того, чтобы что-то здесь познать и через все пройти. Если попробовать это принять, то легче становится жить. Души разные приходят. И вот та, которая мается, она мается в поисках того, о чем мы говорим. И от этого корежится, мучается – и трудно, и сложно, потому что на то она и жизнь, чтобы понять и пройти.
А ты видишь, что с человеком делается и понимаешь, что ему плохо. Все религии, казалось бы, по-разному к этому подходят, а принцип-то один: прости им, ибо не ведают, что творят. Им худо. Не хочется в благолепие какое-то впадать, потому что иногда возникает ощущение приторности. Хотя все мысли это не публичные, они внутри. 
Я пытаюсь найти слова, которые могут определить, что я думаю или чувствую. А нужно это или не нужно – решать не мне.

Беседовала С.Володина

«Послание к человеку», «Дягилев. P.S.», Beat Weekend: главные события осени 2023 в Петербурге