Одноактные балеты "Видение розы", "Лебедь", "Жар-птица", "Шехеразада".
Жар-птица
Среди скал, на горе, стоит замок злого царя Кащея Бессмертного. Чтобы никто не проник к Кащею, не похитил из замка его пленных красавиц царевен, чтобы никто не украл золотых плодов из волшебного сада, замок обнесен золотою резною решеткой, а сад – высокой каменной стеною.
Жар-птица летает по саду. Иван-Царевич в погоне за птицей проникает в сад через высокую каменную ограду.
В глубине сада видит Иван целый забор из окаменелых витязей. Это юноши, проникшие в страшное царство, чтобы освободить, чтобы спасти своих невест, похищенных злым Кащеем. Все они погибли, все стоят недвижными камнями, мохом обросли. Но забывает об этих ужасах Иван-царевич, ослепленный Жар-птицей.
Сперва он хочет подстрелить ее, а потом решает поймать живьем. Когда Жар-птица подлетает к дереву с золотыми яблоками и начинает клевать их, ловит ее царевич. Трепещет, бьется в руках его птица, молит отпустить. Царевич держит крепко, не пускает. Но птица-дева так жалобно просит, так стонет, что доброму Ивану становится ее жалко. Выпускает он птицу на волю, а она за это дарит ему огненное перо. «Оно тебе пригодится», – говорит Жар-птица и улетает. Прячет перо за пазуху царевич и уже хочет уйти, лезет через забор, но открываются двери в замке и появляются двенадцать прекрасных царевен, а за ними самая красивая – царевна Ненаглядная Краса. Тайком от злого царя, при свете луны выбегают ночью они в сад порезвиться, с яблоками поиграть, не видят девушки царевича, яблоками перебрасываются, смехом заливаются. Залетело яблочко царевны Ненаглядной Красы в куст. Она за ним, а из куста царевич выходит, кланяется, яблочко подает. Пугаются девушки, отбегают. Но уж очень красив царевич, и учтив, и скромен. Полюбился он девушкам, а особенно – Ненаглядной Красе, и принимают они его в свои игры-хоровод. Не замечают, как наступает рассвет.
Светлеет. Переполошились девушки, убегают в замок. Царевич за ними. Но Ненаглядная Краса останавливает его, предупреждает, что ждет его гибель, если пройдет он через золотые ворота, закрывает их и убегает. Но царевич так полюбил, Ненаглядную Красу, что решает проникнуть за нею, ничего не боится. Как только он разрубает ворота своей саблей, раздаются волшебные трезвоны, все царство просыпается, и из замка, по горе катятся всякие страшилища, слуги Кащея. Хватают царевича. Силен Иван, стряхивает с себя гадов, но несметная сила поганого царства облипает его, одолевает. Появляется сам Кащей, старый, страшный. Зовет Ивана к допросу. Смиряется царевич, шапку снимает, но как увидел противную рожу колдуна, не выдержал – плюнул.
Взвизгнуло, зарычало все поганое царство. Ставят царевича к стене. Выбегает царевна, просит царя простить Ивана, но Кащей начинает его уже в камень превращать. Погиб бы Иван, да вспомнил о пере огненном. Хватает перо, машет, и прилетает ему на помощь Жар-птица. Всех она ослепляет, всех крутит, в пляс бросает. Пляшут уроды, удержаться не могут. Сам царь Кащей пляшет. Всех до упаду уморила Жар-птица, на землю шлепнула, а потом плавно над ними, лежащими, в колыбельной колышется. С боку на бок поганые переваливаются, все с царем своим засыпают. Жар-птица подводит царевича к дуплу. В дупле – ларец, в ларце – яйцо, а в яйце – смерть Кащея. Достает царевич яйцо, жмет его – Кащея корежит; с руки в руку перебрасывает – Кащей со стороны в сторону летает; разбивает яйцо о землю – Кащей рассыпается.
Исчезает поганое царство. На месте его город христианский вырастает, замок в храм превращается. Каменные витязи оживают. Каждый из них находит свою невесту – царевну, ту, за которой к страшному Кащею проник, за которую лютую смерть принял. Находит и Иван-царевич свою возлюбленную, царевну Ненаглядную Красу. Объявляет ее своей женой – царицей освобожденного царства.
Видение розы
«С закрытыми глазами ищет Девушка, призывая, свое Видение. Spectre ни в одном движении не похож на обычного танцовщика, исполняющего для удовольствия публики свои вариации. Это – дух. Это – мечта. Это аромат розы, ласка ее нежных лепестков», – рассказывал Михаил Фокин о своем сочинении «Видение розы». Его идея родилась из стихотворения романтика Теофиля Готье:
Гляди, гляди, я призрак розы,
Тобою сорванной на бал...
Созданная в 1911 году для «Русских сезонов», эта миниатюра стала одним из символов дягилевской труппы. Девушка Тамары Карсавиной меланхоличной истомой задавала действу атмосферу мечты-воспоминания, а полетный прыжок Вацлава Нижинского, обессмертившего своим гением роль аромата розы, приводил публику в экстаз. Образы первых исполнителей дуэта со знаменитых рисунков-афиш Жана Кокто для многих европейцев начала ХХ века ассоциировались со всем передовым в балете того времени.
Лебедь
...Нашей совместной (с Анной Павловой) работой был «Умирающий лебедь». <...> Для постановки танца потребовалось всего несколько минут. Это была почти импровизация. Я танцевал перед ней, она – тут же, позади меня. (...) До этой постановки меня обвиняли в том, что я увлекался танцами «босоножек» и вообще отрицательно относился к танцу на пуантах. «Умирающий лебедь» был моим ответом на эту критику. Этот танец стал символом нового русского балета. Это было сочетание совершенной техники с выразительностью. Это было как бы доказательством того, что танец может и должен не только радовать глаз, он должен проникать в душу.
Михаил Фокин. Фрагменты из статьи «Воспоминания балетмейстера»
Шехеразада
В 1910 году «Шехеразада» произвела фурор в Париже. Едва откричав «браво» на премьере «Русских сезонов», модницы поспешили облачиться в a la восточные шальвары и чалмы, подобные придуманным для спектакля художником Бакстом, изготовители тканей запустили в производство полотна с орнаментами в голубых с оранжевым тонах, ювелиры с небывалым успехом стали продавать броские украшения, напоминавшие те, в которых блистали артисты на сцене. На сенсацию и рассчитывал Сергей Дягилев, задумывая к показу в Париже балет на сюжет из «1001 ночи» со сказочной музыкой Римского-Корсакова и экзотикой восточного колорита. В хореографии Фокина, все действия и чувства выразившего позами и движением, публику приводили в экстаз Ида Рубинштейн – своей царственной красотой, и взлетавший над сценой Вацлав Нижинский – звериной пластикой полуобнаженного тела. Таких чувственных оргий, как в «Шехеразаде», парижане в балете еще не видели. И хотя сегодняшних театралов сценами сладострастных объятий и жестокой резни в гареме вряд ли удивишь, сочные музыкальные, живописные и пластические краски «Шехеразады» до сих пор будоражат воображение чуткого зрителя.