Писать о художнике Геннадии Манжаеве и легко, и трудно. Легко потому, что он уже сам сформулировал основные доминанты своего творчества. Человек с внутренней духовной напряженностью, он много размышляет о жизни в различных её аспектах, об искусстве и о собственной работе в нём. Будучи ещё и литературно одаренным, он претворяет свои наблюдения и размышления в тексты, которые облекает в оригинальную форму, которую можно назвать своеобразным видом графики, подобно известной в современном искусстве области авторской книги. Назвал он этот массив своих поэтически – философских откровений "Генкины сказки". Эти тексты дают путеводную нить к осмыслению его разностороннего вклада в отечественную культуру.
Вместе с тем писать о нем трудно, потому, что его личность сложна и многомерна. Будучи в постоянном духовном поиске, он ищет и адекватные способы выражения. Поэтому поразительно разнообразие состояний и технических воплощений в его искусстве. Здесь и просветленные фигуративные образы в лирически мягком цвете в пастелях и живописи, "грусть и нежность" в женских видениях, здесь и полуабстрактные "обрывки мысли" в черно-белых "ассоциативных" рисунках, здесь и трагические предчувствия в оригинальных авторских техниках с процарапыванием и выжиганием, здесь монументальные символические объекты из "готовых вещей" и текстиля, здесь, наконец, новые идеи в создании современной иконы, что сейчас необычайно важно. Естественно для него и стилистическое разнообразие от изысканно-утонченного до брутализма и наива.
Выставка в Музее Достоевского дает возможность прикоснуться к некоторым направлениям его художнической мысли. Музей постоянно устраивает выставки современных художников, не обязательно связывая их непосредственно с творчеством Достоевского. Выставка Манжаева тоже не содержит прямых ассоциаций такого рода. Можно, конечно, вспомнить, что Омск и Петербург, родные города художника, тесно связаны и с именем писателя. Но зритель интуитивно пытается все-таки найти влияния. Конечно, в поисках себя, такая личность, как Манжаев, не могла пройти свой путь без воздействия великого писателя. И обращение к "двум безднам", и сложность художественного языка, будто нащупывающего истину, и страстностная, безоглядная выразительность, кажется, вполне проявляются на выставке. Если прочитать её как очередную "Генкину сказку" "о Временах" , то, вспоминая строчку другого великого писателя, можно сказать, что сказка – "...намек, добрым молодцам урок". Урок неустанного горения в творчестве.