Дзен
ВК
еженедельной рассылке
Телеге.
В настоящей живописи есть что-то от первобытного анимизма: чувство, что каждый мазок краски - реальная сила, нечто, безусловно, энергичное, чуткое к соседству, вступающее в отношения с другими подобными силами на плоскости, осязаемой как нечто, что строго за всем этим присматривает и что всему причиной. Мазки в подлинной живописи вовсе не обозначают, но воплощают вещи, вот здесь же, полностью. Можно даже сказать, что этот анимизм самого материала, родящего формы, - условие живописи, и он обнажён, быть может, более всего в акварели, где первоначальный свет чистого листа совсем не хочет исчезать.
Акварели Иконниковой выявляют характер самой акварели как стихии: пигмент всегда в становлении, он раскрывается и летит в воде. Анна уважает воздух белизны листа и замирает на вдохе в благоговении от его чистоты. Взгляд зрителя делается настороженно- бережным. Его собственное дыхание сужается, как зрачок от света. Движение Иконниковой свободно не только от слепой моторики руки, травмирующей лист, сеющей абстракции и общие места, но даже и от метода (этих строительных лесов). Это каждый раз заново вслушивающееся в шершавую белизну листа движение. Свет, прозрачность, чистота акварелей Иконниковой – вынашиваются именно этим слухом. Цвет окунается в требовательную белизну листа, истончаясь, до и после того как окунётся кистью в воду. «Самовыражение» - там, где этого нет, а слушающий так художник – пребывает в реальности листа, и потому не один. Зритель заворожён этойнепреднамеренностью, этой добросовестно, во все глаза прожитой скоростью создания акварели, которую последняя, возникнув, хранит и на себе спокойно, как на ладони, несёт.
Он полностью доверяет и решительному завершению работы, когда Анна точно знает, что нетронутый лист будет продолжать её дело в тишине без конца, и потому оставляет сделанное в его власти.
Кажется, что нервы Анны Иконниковой пьют свет и слушают воздух, как тонкие ветки только-только разбуженного весной деревца. На такие ветки с радостью слетаются птицы.
