Технология в искусстве дала зрителям возможность испытать то, что казалось недостижимым, — эффект присутствия. Эффект присутствия — это когда мы помним, что мама пахла молоком, что мох летом теплый и колючий, а луч, утонувший в графине, танцует радужкой на стене...
Владимир Набоков называл это «индивидуальной тайной». У нее нет времени рождения и времени заката, ее не могут объяснить биология, математика и физика, она живет в вечности и подчиняется только своему обладателю.
Совершенно непонятно, почему до сих пор искусство, использующее гаджеты и программное обеспечение, называется «новым», в то время как оно не только не молодо, но и вовсе восходит к эпохе высекания огня.
К примеру, попробуйте рассказать современному тинейджеру о Рене Магритте, и он решит, что художник работал в модной нынче технике дополненной реальности. Однако, не буду спорить, излишнее увлечение гаджетами сродни блеску в глазах кроманьонца, смотрящего на бусы.
Что ж выходит? То, к чему веками стремились художники, то, что анализировали многочисленные искусствоведы, то, к чему апеллировала французская Академия художеств в XIX веке, и то, над чем потешался Дюшан, наконец стало возможным?
Да ладно...
И опять Набоков, из раннего стихотворения 1923 года:
И в утро мира это было:
Дикарь, еще полунемой,
С душой прозревшей, но бескрылой,
Косматый, легкий и прямой,
Заметил, взмахивая луком,
При взлете горного орла,
С каким густым и сладким звуком
Освобождается стрела.
Анна Франц